Так вышло, что вчера и сегодня я слушал три скрипичных концерта, которые все были написаны в 30-е годы прошлого века и которые я высоко ценю и даже, пожалуй, люблю.
1) Барток - Концерт №2 (Киунг Вха Чунг, Лондонский филарм. орк., дир. Г. Шолти, 1977 г.).
2) Прокофьев - Концерт №2 g-moll op. 63 (И. Перлман, Чикагский симфонич. орк., 1997 г.)
3) Стравинский - Концерт in D (И. Перлман, Чикагский симфонич. орк., 1997 г.).
Прокофьевский как-то вдруг зацепил, даже два раза прослушал. Интересно, Прокофьев намеренно процитировал в финале финал бетховенского концерта или "невольное то было вдохновенье"?
Интерпретации Перлмана совершенно блестящи.
Но вот что еще: я совсем у Бартока не слышу форму, у Прокофьева лучше, но тоже не очень, а у Стравинского форма вся как на ладони. Впрочем, я далеко не всегда могу или хочу слушать форму даже у хорошо знакомых и любимых сочинений; слушаю как лох. Так несколько дней назад я дал себе задание обязательно расслышать форму финала Восьмой Бетховена (весьма непростую, кстати говоря), и всё услышал (разумеется, речь не идет о том, чтобы слышать все тональности: слуха у меня нет даже относительного).
А сейчас под Стравинского (этот Концерт - одно из лучших его сочинений и одно из самых моих любимых у него) я вспомнил экстремистски-парадоксальное суждение С. Рихтера:
"Объективно: Моцарт и Стравинский - самые великие. Их техника совершенна. Моцарт в "Cosi fan tutte", Стравинский в Симфонии псалмов, в "[The]Rake's Progress" открыли что-то наподобие философского камня в музыке. Моцарт в XVIII веке предвосхитил Дебюсси. Стравинский из XX-го века вернулся к добаховской музыке: к Джезуальдо, Монтеверди...
Но в человеке побеждает субъективное. Для меня это - Вагнер, Шопен, Дебюсси".
(Ю. Борисов. По направлению а Рихтеру, стр. 89.)
1) Барток - Концерт №2 (Киунг Вха Чунг, Лондонский филарм. орк., дир. Г. Шолти, 1977 г.).
2) Прокофьев - Концерт №2 g-moll op. 63 (И. Перлман, Чикагский симфонич. орк., 1997 г.)
3) Стравинский - Концерт in D (И. Перлман, Чикагский симфонич. орк., 1997 г.).
Прокофьевский как-то вдруг зацепил, даже два раза прослушал. Интересно, Прокофьев намеренно процитировал в финале финал бетховенского концерта или "невольное то было вдохновенье"?
Интерпретации Перлмана совершенно блестящи.
Но вот что еще: я совсем у Бартока не слышу форму, у Прокофьева лучше, но тоже не очень, а у Стравинского форма вся как на ладони. Впрочем, я далеко не всегда могу или хочу слушать форму даже у хорошо знакомых и любимых сочинений; слушаю как лох. Так несколько дней назад я дал себе задание обязательно расслышать форму финала Восьмой Бетховена (весьма непростую, кстати говоря), и всё услышал (разумеется, речь не идет о том, чтобы слышать все тональности: слуха у меня нет даже относительного).
А сейчас под Стравинского (этот Концерт - одно из лучших его сочинений и одно из самых моих любимых у него) я вспомнил экстремистски-парадоксальное суждение С. Рихтера:
"Объективно: Моцарт и Стравинский - самые великие. Их техника совершенна. Моцарт в "Cosi fan tutte", Стравинский в Симфонии псалмов, в "[The]Rake's Progress" открыли что-то наподобие философского камня в музыке. Моцарт в XVIII веке предвосхитил Дебюсси. Стравинский из XX-го века вернулся к добаховской музыке: к Джезуальдо, Монтеверди...
Но в человеке побеждает субъективное. Для меня это - Вагнер, Шопен, Дебюсси".
(Ю. Борисов. По направлению а Рихтеру, стр. 89.)