Заглянул в очередной раз в Гликмана ("Письма к другу").
Вот как Д.Д. сообщает о написании им 13-го квартета:
"Я написал квартет. Его порядковый номер 13. Д.Ш.
(24.08.1970)
Комментарий Гликмана:
"Шостакович ограничивается сухой, краткой информацией, сообщая порядковый номер нового квартета, а между тем сочинение это, по-моему, исполнено большой трагической силы. Такое впечатление у меня сложилось, когда я его слышал 13 декабря 1970 года в Малом зале Ленинградской филармонии. Дважды повторенное несчастливое число 13 принесло, тем не менее, громадный успех замечательному квартету"
(Письма к другу: Письма Д.Д. Шостаковича к И.Д. Гликману/Сост. и комментарии И.Д. Гликмана. - М.: DSCH - СПб.: Композитор, 1993. - С. 273.)
А вот о премьере квартета в Ленинграде:
"Когда мы вместе с Ириной Антоновной заговорили о завтрашнем концерте, то выяснилось, что в Малом зале филармонии аншлаг и нет ни одного свободного места. Тогда Дмитрий Дмитриевич вынес поистине Соломоново решение, поразившее меня не столько мудростью, сколько удивительным простосердечием. Обращаясь ко мне, он изрек: "Ты сядешь на мое место, а я останусь за кулисами. Ведь Тринадцатый квартет я уже слышал".
Совершенно бесподобная фраза о том, что он уже слышал Тринадцатый квартет, вызвала у меня громкий смех, а Шостакович не нашел ничего смешного в своем проекте.
На следующий день с местами всё уладилось. 13 декабря состоялся концерт, на котором исполнялись Первый, Двенадцатый и Тринадцатый квартеты. Какая длинная и тернистая дорога пройдена автором от Первого до Тринадцатого квартета! Об этом рассказывает с несравненным красноречием сама музыка - светлая в Первом квартете, безотрадная в Двенадцатом, трагичная в Тринадцатом, который был мною воспринят как младший брат Четырнадцатой симфонии.
Вся публика по окончании нового квартета встала и стояла до тех пор, пока квартет не был целиком исполнен во второй раз.
Когда зал, охваченный начальстволюбием, встает перед власть имущими, то это банально и пока неискоренимо. Но Шостакович никакой властью не обладал, кроме власти своего гения, и тогда перед ним встает по мановению волшебной палочки весь зал, то это зрелище чрезвычайно волнует и трогает..." (С. 275).
Такая же атмосфера была и неделю спустя на концерте в Малом зале Московской консерватории (московская премьера квартета, исполненная Квартетом им. Бетховена), на котором я присутствовал. Всё тогда во мне перевернуло это открытие позднего, космического Шостаковича. И тоже дважды квартет сыграли. Был автор, выходил кланяться, никак не мог унять судорожные движения правой руки.
***
А вот об исполнении (предполагаемом) Второго виолончельного концерта в Ленинграде:
"3 июля [1971 г. - А.] Дмитрий Дмитриевич заговорил о своем Втором виолончельном концерте, который так и не был исполнен в Ленинградской филармонии (он был однажды исполнен Ростроповичем в Малом зале консерватории, о чем я уже упоминал в своих комментариях). Дмитрий Дмитриевич сказал: "Ленинградские слушатели, конечно, прекрасно обойдутся и без Второго виолончельного концерта, но будет неплохо, если его сыграют" (С. 277).
Эти слова Д.Д. (а Гликман подчеркивает, что все высказывания композитора воспроизводятся "текстуально, согласно моим записям") напомнили мне Ахматову:
А те, с кем нам разлуку бог послал,
Прекрасно обошлись без нас, и даже
Все к лучшему.
***
И совершенно восхитило меня такое высказывание Шостаковича о своей 15-й симфонии:
"Предстоит... сколотить финал, но знаешь: симфония получается безыдейной, что-то вроде моей Девятой" (С. 278).
Значит, связь с Девятой, о которой я тут и на "Классике" много раз писал, мне не приснилась.
Да-да, "безыдейная", своего рода тоже "улыбающееся глубокомыслие" (как у Моцарта, но улыбка куда более горькая), что претит людям серьезным и идейным. Прямо сразу после премьеры я услышал от одного своего (музыкально весьма просвещенного) знакомого: "Ну, порезвился Дмитрий Дмитриевич". Было высказано мнение, что новая симфония ниже уровня прежних сочинений мастера. Ну что тут скажешь... Сказать ничего нельзя, остается лишь руками развести.
***
Вот и отметил я Международный День Музыки (господи, придумают же такое! Тоже кто-нибудь очень серьезный и идейный).
