Теория и контрапункт (О легкости музыки)

В замечательных книгах "Воспоминаний" Н.Я. Мандельштам изредка попадаются пассажи, лишенные всякого смысла. Как правило, они связаны с музыкой. О том, что Глюк, оказывается, впервые ввел в оперу речитатив, я уже писал, но вот еще вариации на музыкальную тему:

"В Воронеже Мандельштам окончательно утвердил конец "10 января" с соучастием в смерти: "Как будто я повис на собственных ресницах и созревающий и тянущийся весь, доколе не сорвусь, разыгрываю в лицах единственное, что мы знаем днесь". До этого он подумывал о почти декоративной концовке о мастере, художнике и гравировальщике. Тогда-то возник вопрос, что делать с восьмистишиями и другими стихами, возникшими вокруг основного стихотворения. Они ни в коей мере не были вариантами, хотя и обладали общими строчками. Скорее, их следует назвать вариациями, а тема с вариациями такая же законная форма для поэзии, как для музыки, и недаром Пастернак так назвал одну из своих книг. Тем самым он обнажил характер поэтического труда, но никто не пожелал в это вникать. Композиторы сделали это гораздо раньше, но у музыки есть теория и контрапункт, поэтому в ней все происходит легче".

("Вторая книга", глава "Большая форма", Раздел VI "Единство потока".  Выделено мной. - А.Б.)

"Теория и контрапункт" - просто превосходно, а то, что в музыке "всё происходит легче", еще лучше.

Конечно, в контексте целого это пустяки. Есть места просто пророческие. Например:

"Любители железобетонных режимов не понимают, что устойчивость и дееспособность общества находятся не в прямой, а в обратной пропорции к усилению диктаторских тенденций власти, а единомыслие - признак омертвения, а не жизни. Поэт Тихонов, говорят, плачется, что при Сталине было больше порядка, а сегодняшние националисты, мнящие себя потомками славянофилов, мечтают о недавнем прошлом (маршировка, постановления, единомыслие) плюс националистическая идейка. Это показывает, что они и не нюхали Хомякова и славянофилов, которые отлично знали, что движущая сила - общество, а не государство, которому следует только осторожно поддерживать порядок и не душить общество. Государство, по Хомякову, только обод бочки, а не железный ободок, которым проломили череп Тициану Табидзе. Я боюсь руситов, которые вытащат железный ободок, чтобы покрепче закрутить его на голове внуков".

(Глава «Большая форма», IV. Сон во сне.)

Бесконечная радость

Как хорошо написано у Н.Я. во "Второй книге":

"В нем было нечто, чего я не замечала ни в ком, и пора сказать, что не легкомыслие отличало его от приличных людей, окружавших нас, вроде Фадеева и Федина, а бесконечная радость. Она совершенно бескорыстна, эта радость, он не нуждался ни в чем, потому что она была всегда с ним. Все к чему-то стремились, а он ни к чему. Он жил и радовался. Накануне последнего дня нашей общей жизни он жил и радовался, и только тюрьма и лагерь раздавили его и уничтожили и радость и жизнь".

(Глава «Этапы». Выделено мной. – АиБ.)

Я подумал (даже как-то неожиданно для себя самого), что такая бесконечная радость - существенная часть трагического понимания жизни. Постоянно переживаемый катарсис. То же можно сказать, например, о Моцарте и Пушкине в их зрелом творчестве. Очень важен момент "бесцельности", которую по недомыслию считают беспечностью и легкомыслием.

Ум высокий можно скрыть

Безумной шалости под легким покрывалом.

А "ум высокий" всегда трагичен.

Моцарт - Струнный квартет №19 C-dur, K. 465 ("Диссонансный")

Слушал в двух  исполнениях: Итальянский квартет и Джульярдский квартет. Итальянцы были бы идеальны, если бы не ляп в самом конце (проглоченная финальная восьмушка). Очень хорошо у них получилось и медленное вступление, и вторая часть. Джульярдцев слушал, следя по партитуре. Диссонансность начала у них менее выразительна. И потом такой грех почти у всех исполнителей Моцарта, даже хороших: максимально сглажены все динамические контрасты, эти постоянные перепады f и p. Всё играется на более или менее ровной динамике; лишь акценты иногда выполняются. И очень жаль, что никто тут не повторяет разработку с репризой в 1-й части и в финале. Очень, очень жаль.
Но музыка тем не менее говорит сама за себя. Какая вдруг борьба (не на шутку!) начинается в разработке финала! Ведь поначалу эта музыка кажется юмористической.

Черное солнце

Н.Я. Мандельштам во "Второй книге" довольно длинно рассуждает о "черном солнце" ("Солнце Федры") в связи со статьей О. Мандельштама "Скрябин и христианство". Странно, что она не упоминает при этом Бодлера, стихотворение в прозе "La désir de peindre" (XXXVI, "Желание изобразить" в переводе Эллиса, или "Порыв к живописи" в другом переводе неизвестного мне автора в сетевой подборке бодлеровских стихотворений в прозе).

"Elle est belle, est plus que belle; elle est surprenante. En elle le noir abonde: et tout ce qu'elle inspire est nocturne et profond. Ses yeux sont deux antres où scintille vaguement le mystère, et son regard illumine comme l'éclair: c'est une explosion dans les ténèbres.
Je la comparerais à un soleil noir, si l'on pouvait concevoir un astre noir versant la lumière et le bonheur".
("Она красива и больше, чем красива: она удивительна. Она воплощенная тьма, и все, что она вам внушает, преисполнено ночной глубины. Ее глаза - две пещеры, из которых смутно мерцает тайна, а взгляд ее озаряет, как молния: это вспышка во мраке.
Я сравнил бы ее с черным солнцем, если бы можно было вообразить черное светило, струящее свет и
счастье". - Привел "сетевой" перевод.)
Конечно, то черное солнце, о котором идет речь у Мандельштама и у Н.Я., струит не "свет и счастье", а грозит гибелью.
Но у меня с черным солнцем Бодлера связана другая ассоциация. И это даже не черное солнце, а скорее "солнце в полночь", образ, который я вычитал давным-давно в какой-то статье о японской поэзии. Моя ассоциация - Adagio h-moll Моцарта и медленная часть его же g-moll'ной симфонии (К. 550), что резко отличает эту музыку от казалось бы такой близкой к ней медленной части "Прощальной" симфонии Гайдна.
Но я смолоду пленник чичеринского сопоставления Моцарта и Бодлера, которое представляется мне на редкость точным, хотя и вызывает удивление (а иногда и возмущение) профессионалов.

О. Мандельштам о Пятой симфонии Шостаковича

"Мандельштам слушал ее [5-ю симфонию] перед самым отъездом в Саматиху в начале марта [1938 г.] («Не мысль. Не математика. Не добро. Пусть искусство: не приемлю!» — отзывался он в письме Б. С. Кузину 10 марта)".
(Н.Я. Мандельштам. Воспоминания, примечание 265.)

Вот фрагмент самих "Воспоминаний" Н.Я., к которому дано вышеприведенное примечание (глава "Шкловские"):

"В Москве был только один дом, открытый для отверженных. Когда мы не заставали Виктора и Василису, к нам выбегали дети: маленькая Варя, девочка с шоколадкой в руке, долговязая Вася, дочь сестры Василисы Тали, и Никита, мальчик с размашистыми движениями, птицелов и правдолюбец. Им никто ничего не объяснял, но они сами знали, что надо делать: дети всегда отражают нравственный облик дома. Нас вели на кухню — там у Шкловских была столовая — кормили, поили, утешали ребячьими разговорами. Вася — альтистка — любила поговорить про очередной концерт — в те дни шумела симфония Шостаковича [265], и Шкловский выслушивал все рассказы подряд, а потом радостно заявил: «Шостакович всех переплюнул»… Эпоха жаждала точного распределения мест: кому первое, кому последнее — кто кого переплюнет… Государство использовало старинную систему местничества и само стало назначать на первые места. Вот тогда-то Лебедев-Кумач, человек, говорят, скромнейший, был назначен первым поэтом. Шкловский же занимался тем же, но жаждал «гамбургского счета» ... Вася тоже отдавала пальму первенства Шостаковичу. И О. М. рвался послушать симфонию, но не знал, как поспеть на последний поезд".

День Музыки

Ну что: ради Международного Дня Музыки можно и о музыке что-то написать.
Так сошлось, что в последнее время я слушаю почти исключительно своих "двух единственных" композиторов - Моцарта и Шостаковича, преимущественно камерную музыку.
Квинтет Шостаковича слушал в трех исполнениях: С. Рихтер и Квартет им. Бородина, автор и Квартет им. Бетховена и Варшавский квинтет (старая польская пластинка "MUZA" - запись, по которой я и познакомился в юности с этим сочинением). Не знаю, какое из исполнений предпочесть. Но вот вдруг я понял, что финал квинтета "воскресает" в финале 13-й симфонии. И как точно решил Шостакович завершить трагическую симфонию "легким" финалом. Ведь напиши он помпезный, "жизнеукрепляющий" финал, то погубил бы всё сочинение.
Сегодня были 12 и 13 квартеты. Точнее, хотел было ограничиться 12-м, но 13-й как-то сразу начал звучать после 12-го, и я уже не мог выключить. Между этими квартетами существует более тесная связь, чем я раньше думал, но все мои прежние "истолкования" этой загадочной музыки разрушились, и я просто не знаю, "о чем" она. Хотя спрашивать, "о чем" чисто инструментальная музыка, тем более камерная, в высшей степени глупо.
Моцартовские квартеты переслушиваю сейчас с "Хагеном". Я стал выше ценить их интерпретацию К. 499, и полифония у них отчетливее, чем у "Альбана Берга", хотя звук суше (они явно тяготеют к аутентизму). Только что прослушал с "Хагеном" К. 589. В целом, меньше понравилось, чем у итальянцев, прочтение которыми предпоследнего квартета считаю эталонным. Но некоторые детали у "Хагена" отчетливее. Именно ввиду "графичности" их подхода.