Как-то особенно остро воспринял сегодня резкое изменение тональности при переходе от финала 22-го к первой части 23-го: тритон Es - A.
Но как я люблю 22-й! Не понимаю, почему Эйнштейн усматривал в нем какую-то дань рутине.
Как-то я написал о второй части:
До мажорная вариация в этом Andante мгновенно вызывает в моей памяти “Песнь духов над водами”. Не любовная серенада предшествующей, ми-бемоль мажорной, вариации или медленного эпизода финального рондо, но именно песнь духов; безличные стихии, флейты и фаготы, играющие по принципу эха или отражений в воде.
В покойном ложе
Сонной долиной скользит,
И в озерную гладь,
Тешась, глядятся
Тихие звезды
Флейты и фаготы. Небо и бездна... Zur Tiefe nieder.
А 23-й почему-то связывается у меня с 4-и бетховенским.
Но как я люблю 22-й! Не понимаю, почему Эйнштейн усматривал в нем какую-то дань рутине.
Как-то я написал о второй части:
До мажорная вариация в этом Andante мгновенно вызывает в моей памяти “Песнь духов над водами”. Не любовная серенада предшествующей, ми-бемоль мажорной, вариации или медленного эпизода финального рондо, но именно песнь духов; безличные стихии, флейты и фаготы, играющие по принципу эха или отражений в воде.
В покойном ложе
Сонной долиной скользит,
И в озерную гладь,
Тешась, глядятся
Тихие звезды
Флейты и фаготы. Небо и бездна... Zur Tiefe nieder.
А 23-й почему-то связывается у меня с 4-и бетховенским.
Переслушал 23-й с М. Перрайей. Кажется, я понял, почему ассоциирую этот концерт с 4-м бетховенским. Здесь, кажется, впервые у Моцарта, возникает сильный прототип бетховенского "медленного Аллегро" (в 1-й части). Потом - в 27-м, но там совсем другая атмосфера. Конечно, у Моцарта ритмическая сетка мельче.
ОтветитьУдалить