Наконец я посмотрел этот фильм, который долго инстинктивно избегал смотреть.
Что написать? Даже не знаю. Категорического неприятия не было, но в восторг это меня тоже не привело. В восторг приводит только музыка, она захватывает помимо воли (а у меня сегодня не было большого желания слушать эту оперу, просто решил, как говорится, для очистки совести посмотреть недавно записанный фильм).
Музыкальная сторона находится на приличном среднем уровне (но не более того). Странные купюры: №11 (дуэт второго жреца и оратора), №16 (терцет гениев), №19 (терцет Зарастро, Тамино и Памины; ключевой номер оперы, и почему его надо было убрать? Непонятно). Весь второй акт перекомпанован: после ми мажорной арии Зарастро Папагено поет свою песенку (№20, перед вторым финалом), потом идет сцена Памины и Тамино, Памина поет свою печальную арию в соль миноре; после этого сразу начинается второй финал, где за сценой гениев и Памины сразу помещается сцена Папагено и приходящей к нему в конце концов Папагены. После звучит хор жрецов (№18), который в оригинале должен звучать после g-moll'ной арии Памины (№17). Затем - дуэт латников и вся сцена испытаний с финальным введением во храм. Потом - натиск сил зла (факельное шествие свиты Царицы Ночи; все, включая Царицу, одеты в черные одежды и с касками на голове) и финальный хор.
Я не сторонник подобных вольностей, хотя у режиссера были какие-то мотивы для этого решения. Сам по себе фильм производит цельное впечатление: снимал всё-таки большой мастер кино.
Зарастро, листающий партитуру "Парсифаля" - это даже находка. :) Мизансцена, где дамы обхаживают спящего Тамино, "списана" с одной из картин Бёрн-Джонса (не помню названия и репродукции нет под рукой). "Вывешивание" моральных максим - тоже хорошая идея, схватывающая существенную сторону поэтики моцартовской оперы (см. об этом в книге П. Луцкера и И. Сусидко). Вообще, можно сказать, что Бергман понял основной парадокс Моцарта: Моцарт не имеет никакого отношения к XVIII веку и - Моцарт весь в XVIII веке. Особенно удачно в этом плане решена сцена Тамино и Жреца в первом финале, сцена совершенно вагнеровская по духу.
Приведу в заключение отзывы С. Рихтера о бергмановском фильме:
"Фильм произвел на меня отрицательное впечатление. Во-первых, сами исполнители оставляли желать лучшего. Во-вторых, стиль постановки меня совсем не устроил - он не был слишком оригинален, но как бы старался быть таковым. Большого впечатления не вызвал - а вот что самое плохое - это была увертюра. Под эту праздничную гениальную музыку мы должны были смотреть на физиономии в публике, на редкость противные и некрасивые. Зачем это было делать? Полное безобразие!!"
(Дневники, стр. 202).
"Помните марш из "Волшебной флейты", когда они идут через водопад? Непостижимо! Особенно, когда смотришь клавир. В правой руке - божественная длань, совершенно бесформенная - как ветер... А в левой - похоронный марш, с литаврой... как в замедленной съемке. Бергман ничего этого не понял. Вот и я не понимаю. Конечно, прыщавую девочку на увертюре надо убрать! У Бергмана есть один хороший кадр, смешной. Змей, отыграв свою сцену, ходит за кулисами и, кажется, курит. Когда разговор о Моцарте... я тоже хочу курить"
(Ю. Борисов. По направлению к Рихтеру, стр. 73).
Курит не Змей (Дракон), а Царица Ночи, а Змей просто проходит в коридоре. Змей очень смешной. Трогательные мальчишки (гении), славный Папагено, довольно противный и слащавый Тамино, очень симпатичный Зарастро, примерно 40-летняя юная Памина...
Кстати, сцена испытаний решена довольно прямолинейно - эти извивающиеся и как бы обнаженные фигуры в белых трико.
Физиономии в увертюре меня скорее позабавили, раздражения против них не было. Может быть, можно было придумать и более соответствующий музыке видеоряд. Но киногению было виднее.
Фильм может понравится либо тем, кто почти не знает оперу (слушает в первый раз, но к классической музыке расположен), либо тем, кто знает ее очень хорошо и готов простить режиссеру его вольное обращение с текстом. Я не готов.
Роман Виктюк по своему обыкновению сел в лужу, утверждая в беседе с С. Бэлзой, что режиссер ничего не изменил в музыке оперы. Хотя, может, он имел в виду, что Бергман ничего не досочинил? Тогда он прав.
PS. Гораздо больше бергмановской мне понравилась постановка "Флейты" П. Устиновым, которую показывали в 1980 г. по нашему ТВ. И певцы там были великолепные: К. Дёйтеком, Н. Гедда, Д. Фишер-Дискау. Дирижировал, кажется, Г. Шолти.
Что написать? Даже не знаю. Категорического неприятия не было, но в восторг это меня тоже не привело. В восторг приводит только музыка, она захватывает помимо воли (а у меня сегодня не было большого желания слушать эту оперу, просто решил, как говорится, для очистки совести посмотреть недавно записанный фильм).
Музыкальная сторона находится на приличном среднем уровне (но не более того). Странные купюры: №11 (дуэт второго жреца и оратора), №16 (терцет гениев), №19 (терцет Зарастро, Тамино и Памины; ключевой номер оперы, и почему его надо было убрать? Непонятно). Весь второй акт перекомпанован: после ми мажорной арии Зарастро Папагено поет свою песенку (№20, перед вторым финалом), потом идет сцена Памины и Тамино, Памина поет свою печальную арию в соль миноре; после этого сразу начинается второй финал, где за сценой гениев и Памины сразу помещается сцена Папагено и приходящей к нему в конце концов Папагены. После звучит хор жрецов (№18), который в оригинале должен звучать после g-moll'ной арии Памины (№17). Затем - дуэт латников и вся сцена испытаний с финальным введением во храм. Потом - натиск сил зла (факельное шествие свиты Царицы Ночи; все, включая Царицу, одеты в черные одежды и с касками на голове) и финальный хор.
Я не сторонник подобных вольностей, хотя у режиссера были какие-то мотивы для этого решения. Сам по себе фильм производит цельное впечатление: снимал всё-таки большой мастер кино.
Зарастро, листающий партитуру "Парсифаля" - это даже находка. :) Мизансцена, где дамы обхаживают спящего Тамино, "списана" с одной из картин Бёрн-Джонса (не помню названия и репродукции нет под рукой). "Вывешивание" моральных максим - тоже хорошая идея, схватывающая существенную сторону поэтики моцартовской оперы (см. об этом в книге П. Луцкера и И. Сусидко). Вообще, можно сказать, что Бергман понял основной парадокс Моцарта: Моцарт не имеет никакого отношения к XVIII веку и - Моцарт весь в XVIII веке. Особенно удачно в этом плане решена сцена Тамино и Жреца в первом финале, сцена совершенно вагнеровская по духу.
Приведу в заключение отзывы С. Рихтера о бергмановском фильме:
"Фильм произвел на меня отрицательное впечатление. Во-первых, сами исполнители оставляли желать лучшего. Во-вторых, стиль постановки меня совсем не устроил - он не был слишком оригинален, но как бы старался быть таковым. Большого впечатления не вызвал - а вот что самое плохое - это была увертюра. Под эту праздничную гениальную музыку мы должны были смотреть на физиономии в публике, на редкость противные и некрасивые. Зачем это было делать? Полное безобразие!!"
(Дневники, стр. 202).
"Помните марш из "Волшебной флейты", когда они идут через водопад? Непостижимо! Особенно, когда смотришь клавир. В правой руке - божественная длань, совершенно бесформенная - как ветер... А в левой - похоронный марш, с литаврой... как в замедленной съемке. Бергман ничего этого не понял. Вот и я не понимаю. Конечно, прыщавую девочку на увертюре надо убрать! У Бергмана есть один хороший кадр, смешной. Змей, отыграв свою сцену, ходит за кулисами и, кажется, курит. Когда разговор о Моцарте... я тоже хочу курить"
(Ю. Борисов. По направлению к Рихтеру, стр. 73).
Курит не Змей (Дракон), а Царица Ночи, а Змей просто проходит в коридоре. Змей очень смешной. Трогательные мальчишки (гении), славный Папагено, довольно противный и слащавый Тамино, очень симпатичный Зарастро, примерно 40-летняя юная Памина...
Кстати, сцена испытаний решена довольно прямолинейно - эти извивающиеся и как бы обнаженные фигуры в белых трико.
Физиономии в увертюре меня скорее позабавили, раздражения против них не было. Может быть, можно было придумать и более соответствующий музыке видеоряд. Но киногению было виднее.
Фильм может понравится либо тем, кто почти не знает оперу (слушает в первый раз, но к классической музыке расположен), либо тем, кто знает ее очень хорошо и готов простить режиссеру его вольное обращение с текстом. Я не готов.
Роман Виктюк по своему обыкновению сел в лужу, утверждая в беседе с С. Бэлзой, что режиссер ничего не изменил в музыке оперы. Хотя, может, он имел в виду, что Бергман ничего не досочинил? Тогда он прав.
PS. Гораздо больше бергмановской мне понравилась постановка "Флейты" П. Устиновым, которую показывали в 1980 г. по нашему ТВ. И певцы там были великолепные: К. Дёйтеком, Н. Гедда, Д. Фишер-Дискау. Дирижировал, кажется, Г. Шолти.
Комментариев нет:
Отправить комментарий