Кажется, Шопенгауэр помог мне понять одну мысль Пруста:
«Произведения
действительно прекрасные, при непосредственном их восприятии, должны особенно
разочаровывать нас, потому что в наборе наших представлений нет ни одного,
которое соответствовало бы нашему новому впечатлению».[1]
Во втором томе "Мира..." написано следующее:
"Талант может создавать то, что выше творческих способностей других, но не выше их восприимчивости. Поэтому-то он тут же находит себе ценителей. Напротив, творения гения выходят за пределы не только творческих способностей других людей, но и их восприимчивости, поэтому они непосредственно и не узнают его. Талант похож на стрелка, попадающего в цель, недостижимую для других, а гений - на стрелка, попадающего в цель, попросту невидимую для других и о которой они узнают лишь косвенно или поздно и вынуждены принять на веру ее существование".
(Гл. 31 "О гении", стр. 501 в изд. Минск: ООО "Попурри", 1999. Перевод Ю. Айхенвальда.)
Понятно тогда, почему Моцарт и Рафаэль часто просто не воспринимаются, ибо они еще и не демонстрируют силы и глубокомыслия, из которых первая покоряет толпу, а второе - т.н. "интеллектуалов".
[1] «У Германтов», с. 45.
Так как красота неотделима от разрушения
(красота как становление), то мы, заготовив в себе некоторый набор шаблонов (и
даже эталонов) прекрасного,
разочаровываемся, когда явлением самой
красоты эти шаблоны рушатся.
Разочарованность происходит либо от неумения видеть
Аполлона в Дионисе (гармонию в видимой дисгармонии, Моцарта в Достоевском),
либо от неумения видеть Диониса в Аполлоне (дисгармонию в видимой гармонии,
Достоевского в Моцарте).
Потом
красота ослепляет и мешает глубокомыслию, что особенно ценят некоторые знатоки. Рождается
интеллектуальная ненависть к красоте. (А.Б.)
Комментариев нет:
Отправить комментарий