Bach - Ricercar a6 (Musikalisches Opfer)

Это не я. Это другое лицо.

Ф.М. Достоевский. Бобок

Толстой считал фугу искусственным, выдуманным родом музыки. И, если вдуматься, это глубоко верно! Полифония -  Логос музыки, а музыка имманентно враждебна логике. Но она вбирает в себя чуждое себе: математическая конструкция контрапункта становится непосредственно видимым и слышимым логосом. Некоторые мыслители полагают даже, что полифония, по крайней мере, в максимальных своих проявлениях, предназначена не для уха, а для глаза, да и для него только потому, что у человека отсутствует орган для восприятия чисто духовного. Последняя мысль высказана Томасом Манном как раз в связи со знаменитым шестиголосным ричеркаром Баха из “Музыкального приношения”: “И правда, существует музыка, нимало не считающаяся с тем, что ее слушают, более того, исключающая слушание. Так обстоит дело с шестиголосным каноном Баха, являющимся обработкой одной музыкальной мысли Фридриха Великого. Это произведение не предусматривает ни человеческого голоса, ни какого-либо инструмента, оно - музыка в ее чистой абстракции”. Закроем глаза на то, что великий писатель наивно назвал ричеркар каноном, и скажем прямо: идея красивая, но вряд ли верная. Разве можно увидеть великую печаль, соединенную с ликованием, когда, наконец, королевская тема проводится верхним голосом в главной тональности c-moll. Она словно вырывается из пустоты, из воцарившегося внезапно молчания, когда твердая поступь съеживается в мягких вздохах восьмушек. 

   И разве можно увидеть это глубинное, поражающее в своей неожиданности до мурашек, венчающее экспозицию фуги проведение темы самым низким, шестым, голосом, после чего снова водворяется тишина и мистическое умиротворение, и только басы - вот что, пожалуй, можно лишь увидеть! - тянут вариант темы в двукратном увеличении.

   Нет, эта музыка страстно хочет быть услышанной! До-мажорное трезвучие, которым разрешается - после череды напряженных, неистовых созвучий - кода, воистину есть “Гармония во славу Господа и для услаждения души”, а не тот опошленный музыкой XIX века финальный бум-бум-бум (чем, кстати, сильно злоупотреблял наш меланхоличный и прославленный Петр Ильич Чайковский). Сеть полифонии, сеть Логоса, бесконечна, но в реальном звучании ее необходимо прервать. Тогда финальное трезвучие (непременно мажорное!) есть звучащий символ (в точном философском смысле слова) бесконечного предела, схема, свертывающая в себе бесконечно развертывающийся логос.

   Проследим более подробно за проведениями темы.

  В экспозиции  мы видим: подъем - падение - еще подъем, между четвертым и пятым проведениями темы содержится интермедия, в которой тема исчезает в безвольных вздохах, но затем следует решительный, даже, быть может, отчаянный рывок вверх, а затем - сокрушительное падение в басы, низвержение.

   В средней части тема “умирает”, как евангельское зерно, падшее в землю, и многократно, в минуты молитвенной тишины, проводится басами ее увеличенный вариант, но с существенно измененной интервальной структурой, осколок темы, которая еще возродится.

   И в самом деле - начало заключительной части ознаменовано попыткой проведения темы в главной тональности в нижнем голосе, и ее тут же подхватывает пятый голос в тональности доминанты, тогда как шестой голос сникает, и тема в нем остается незавершенной.

   В заключительной части можно увидеть и услышать мощную вздымающуюся волну - от попытки стретты в начале до теперь уже ликующего (хотя и сдержанно) шествия темы в верхнем голосе в ми-бемоль мажоре. И финальное басовое изложение не кажется уже провалом. Скорее, это обретение опоры, окончательная кристаллизация гигантской арки, образуемой проведениями темы в заключительной части ричеркара, которая, как мы видим (а не слышим!)  в точности повторяет рисунок самой королевской темы. Макроформа совпала с микроформой.

   Но довольно! Я представляю себя  сидящим в магическом театре и рассматривающим в бинокль нотную запись. Но окуляры бинокля прикрывают чьи-то руки, и за спиной я слышу властный и нетерпеливый голос: “Да не глядите же так долго! Слушайте!”