О переломе в музыке Моцарта (после «Дон
Жуана»)
В сочинениях зрелой поры
(от «Идоменея» до «Дон Жуана») гетевско-пушкинская универсальность. Все краски
жизни и мира. Есть скорбь, ирония, загадочность, но нет отчаяния и усталости.
Вершины этого могучего
прославления жизни – «Свадьба Фигаро», фортепианные концерты F, C, Es, A и 2-й в C (K. 503) и особенно «Пражская симфония».
В 1787 г. происходит
перелом. Меняется взгляд на мир. Это или призраки уходящей жизни или видения
нового «блистающего мира», Эдема, как в платоновском «Федоне». Ренессансный дух
Гульельмо
как бы отстраняется, исчезает
непосредственность упоения жизнью. За пластикой характеров стоят символические
тени, как в «Избирательном сродстве», а позднее у Достоевского и Т. Манна.
Такой же перелом у
Пушкина после 1830 г. Универсальность «Онегина» и жуткая символика «Анджело», «Медного
всадника», «Египетских ночей» и «Пиковой дамы».
Малер – после 8-й симфонии:
«Песнь о Земле», 9 и 10 симфонии («А как прекрасна была жизнь!»)
У позднего Бетховена нет этого
надрыва. Он плюет на ничтожество окружающей жизни, творит, как буддийский бог,
свою Вселенную и созерцает ее игру.
Комментарии. 1) Запись не датирована, но, судя по всему, это зима-весна
1984 г. Я ее привел с минимальной редакторской правкой, и, хотя есть ошибки в
некоторых моментах, исправлять не буду. Я был тогда, 36 лет назад, другим
человеком. Посмотрев всю тетрадку этого времени, удивился, как я ломал тогда голову
над некоторыми «эстетическими» проблемами, например, проблемой «Моцарт –
Бетховен». Теперь всё это, под 70, мне представляется совершенно незначительным.
Хотя, видимо, что-то важное для души и осталось.
2) Я думаю, что Моцарта
сломала смерть отца (28 мая 1787 г.). Он тяжелее всего переживал именно эту
смерть близкого человека. Тем более, что после женитьбы на Констанце отношения
отца и сына осложнились. Не это ли имел в виду Акутагава, когда в «Жизни идиота»
написал: «Моцарт, нарушивший заповедь, тоже страдал». Пятая заповедь? И когда 3
сентября 1787 г. в Вене умирает друг Моцарта врач Зигмунд Баризани, Моцарт
делает в альбоме такую запись:
«Сегодня 3 сентября сего
года меня постигло несчастье. Смерть совершенно неожиданно унесла этого
благородного человека, моего дорогого лучшего друга и спасителя. – Ему уже
хорошо! – Но мне, нам и каждому, кто его близко знал, всем нам никогда не будет
так хорошо, пока мы не достигнем счастья вновь увидеть его в лучшем мире, где
ничто уже нас не разлучит». Цитирую по книге Д. Шулера «Если бы Моцарт вел
дневник» (изд. Корвина, Будапешт, 1965, с. 76).
Приходят в голову
последние строки «Избирательного сродства».
Замечу, что этот документ
приведен (в другом переводе) в издании писем Моцарта на русском языке (2006, с.
425). На сайте Моцартеума оригинал также можно найти.
И в последнем письме к
отцу (4 апреля 1787 г.) Моцарт также говорит о смерти, называя ее лучшей
подругой людей. Некоторые ехидно замечают при этом, что Моцарт тут цитирует
какого-то философа (чуть ли не Мозеса Мендельсона, деда великого композитора).
Ну и что? Даже если это так, то мы знаем отношение Моцарта к «цитатам» в
музыке. Он делает чужое своим (как тут не вспомнить Пикассо, который говорил, что
гений крадет, а талант заимствует). Значит, эти «чужие слова» были ему близки.
И я воспринимаю их как комментарий к некоторым его поздним сочинениям. В первую
очередь к последнему фортепианному концерту.
3) Депрессия, вызванная
смертью отца, начала проходить в 1791 году. Моцарт пишет вполне жизнерадостный
струнный квинтет Es-dur (K. 614), великолепную
комическую арию “Per questa bella mano” (K. 612), он окрылен успехом «Волшебной флейты». Конечно,
он озабочен странным заказом Реквиема, но тон его осенних писем вполне оптимистичен.
И тут его настигает смерть. Настигает в момент, когда он вовсе не собирался
умирать. Это трагедия.
Комментариев нет:
Отправить комментарий