Вагнер и Моцарт

Из воспоминаний Людвига Карпата о Малере:
"Вагнер и Моцарт - вот краеугольные камни оперного репертуара, - говорил мне Малер. - Все остальное должно органически присоединяться к ним". Но тогда еще не было сенсационных произведений Рихарда Штрауса, которые сегодня нужно назвать третьим краеугольным камнем оперного репертуара. К этому убеждению пришел бы, без сомнения, Малер, которому была предназначена для первой постановки "Саломея". Штраус сыграл это сочинение Малеру, и тот был вне себя. К сожалению, ему не удалось преодолеть цензурных опасений своего начальства, и "Саломея" была впервые показана в Дрездене, а не в Вене. Что же касается новых постановок, то Малер, верный своему вышеприведенному изречению, восстанавливал в правах, главным образом, Вагнера и Моцарта. Я считаю, что в этом величайшая заслуга Малера как директора Венской оперы".
(Г. Малер. Письма. Воспоминания. - изд. 2-е, доп.- М.: Музыка, 1968. - С. 323.)
И я сегодня не нашел ничего лучшего, как после вчерашнего "Зигфрида" поставить Cosi fan tutte. Я извлек из забвения запись К. Бёма (где поют Л. делла Каза, К. Людвиг, А. Дермота), которую недолюбливал из-за безжалостных купюр. Но все, что сыграно, сделано превосходно, почти идеально (на мой вкус). Правда, вздохи альтов в конце №10 не столь выразительны и слышны, как у Р. Мути. И совсем не слышно столкновение ля и соль-диез в начале №4. Точнее, не подчеркнута резкость этого столкновения, которое сильнейшим образом ощущается, когда сам играешь. Играешь-то, конечно, клавир, а слушаешь оркестр. Возможно, мне просто медведь на ухо наступил.
Вот еще у Малера о Вагнере и Моцарте (из воспоминаний Н. Бауэр-Лехнер в той же книге, стр. 501):
"В сущности, в Германии было только три совершенных оперных композитора: Моцарт, который отличался во всем, что бы он ни делал, неслыханной меткостью, Вагнер и - вы удивитесь, кто третий!". - "Вебер?" - спросила я. - "Нет! Его "Оберона", его "Эврианту" сюда никак нельзя причислить! Он служил в опере, это его изнуряло, парализовало и погубило раньше времени; кто знает, сколько и как он писал бы иначе! Третий, кого я имею в виду, - это Лортцинг. Его "Царь", его "Браконьер" по своему тексту, по действию, по музыке позволяют считать его великим оперным композитором наряду с Моцартом и Вагнером".
О Бетховене и его единственном детище - "Фиделио" говорить не приходится: он hors de concours. За что бы он ни брался - везде получается величайшее творение!"

С "Браконьером" Лортцинга у меня связано одно приключение на заре туманной юности. Записей этого композитора в 70-е годы не было у нас в стране и в помине, но клавиры продавались. И я купил несколько клавиров (петерсовских), в том числе и "Браконьера".
И сделал у себя в дневнике такую запись:
"Играл оперу Лортцинга "Браконьер". Это был хороший и поучительный урок. Парадокс: гениальных художников легче отличить друг от друга, чем отличить гения от посредственности. Я бросил играть оперу, потому что не мог избавиться от мучительного чувства, что в ней самым гнусным образом опошляются темы Моцарта, Бетховена, Шуберта. Вообще - невыдержанность стиля. Опереточные страсти, опереточная музыка и тут же довольно ловкая подделка под классиков. Но гений - прежде всего философская система, ее не построить заурядному уму. В лучшем случае он может удачно использовать технические приемы, даже с ухищрениями, но все - без синтеза. Мы же должны иногда проходить искушение пошлостью, чтобы понять, насколько мы освободились от нее для свободного восприятия гениальных сочинений. Я не мог с грустью не заметить, что еще в большой мере пошл. Вот отчего я струсил и перестал играть "Браконьера".
(21 сентября 1974 г.)

Да... "Но если бы оттуда посмотрела я на свою теперешнюю жизнь..." :)